I
В древней Руси было двоякое летосчисление. Первоначально русские люди начинали год с 1 числа марта (здесь и далее — по старому стилю). В этом, как и во всех других случаях, они покорно следовали указаниям Церкви. Православный церковный год из древности начинался с 1 марта. Основанием этого послужило то обстоятельство, что, приблизительно, в этом месяце празднуется Пасха — Воскресение Господа, давшее новую жизнь, новое лето людям. С праздника же Пасхи начинаются и главные церковные счисления: днём Пасхи определяются дни переходящих праздников, постов и других дней богослужения; с Пасхи ведётся порядок седмиц всего года, порядок чтений апостола и евангелий на литургиях, ряд столпов утренних воскресных евангелий и ряд столпов гласов октоиха. Пасха, таким образом, является новым годом христианина. При начинании года от праздника Пасхи первое число марта приняли считать началом нового года для округления чисел, подобно тому, как теперь лета от Рождества Христова, празднуемого 25 декабря, считаются для округления чисел с 1 января.
Вместе с этим, основанием для начинания года с марта служило и древнее церковное верование, что именно в этом месяце получил начало видимый мир, человек и вся тварь. Поэтому говорится в месяцесловах, от первого числа этого месяца «начало приемлют вси крузи — солнечный, в вруцелето, и високос, и равноденствие составляется в нем».
Вместе с Церковью древняя Русь и свой гражданский год начинала с 1 числа марта. Однако до нашего времени не сохранилось никаких данных для суждения о том, в какой форме совершалось празднование этого дня Церковию, и даже было ли оно.
Гораздо позднее, приблизительно в XV веке, гражданский год на Руси стали начинать с 1 числа сентября. И в этом случае русские люди следовали примеру своей Церкви. Восточная Церковь ещё в VI веке приняла индиктионное летосчисление (Индикт (indictio), или пятнадцатилетний период времени, разделённый на три пятилетия, установлен римским императором Августом для сбора податей. Нужно заметить, начало и мартовского, и сентябрьского года можно найти ещё у евреев, начинавших свой церковный год с первого весеннего месяца авива, названного потом нисаном, а позднее считавших граждански год с месяца тисри, совпадающего с нашим сентябрём), начинавшее год с сентября, и с этого месяца идет расположение её непереходящих праздников.
Можно думать, что тогда же в Греции установлено было и особое празднование этого дня, выражавшееся в торжественной литии с крестным ходом, с особыми молитвословиями и песнопениями. Вместе с богослужебными книгами и всею церковною практикой, Русь приняла от греков и обычай начинать год с сентября месяца и все формы церковного празднования первого дня года. Вот почему в древнейших русских богослужебных книгах год начинается с сентября и даже в первой (из сохранившихся) русской книге — Остромировом евангелии — читаем: «первое сентября новое лето, начало индикту». От XIII века мы имеем уже известие о праздновании этого дня на Руси особым крестным ходом, во время которого евангелие читалось архиереем, как разъяснил сарайскому епископу Феогносту константинопольский собор 1276 года. Однако, как мы заметили, сентябрьский год вошёл в гражданское употребление на Руси не раньше XV века, и уже с этого времени началось развитие форм церковного празднования первого дня сентября, достигшее в ХVII веке своего полного расцвета.
II
Церковная служба, совершавшаяся в этот день на Руси, называлась действом нового лета или чином летопроводства, а также чином многолетия, действом многолетнего здравия, действом летоначатца. Самый день Нового года назывался летопроводством, летопрошением, прошением лета, а празднуемый в этот день преподобный Симеон — летопроводцем.
Действо нового лета совершалось, как можно думать, не в одних только больших городах московского государства, как Москва, Киев, Новгород, но и по всей Руси, особенно в соборных храмах и монастырях. Но, разумеется, нигде не отличалось оно таким великолепием и торжеством, как в Москве ХVII века. Здесь действо совершалось самим патриархом в присутствии московского царя. Великолепие церковного действа соединялось с пышностью гражданского празднования, и Новый год на Москве был одним из великих и любопытных праздников.
Самое действо совершалось в Москве на Соборной, или Ивановской площади, против Красного крыльца. Для этого посреди площади устраивался обширный помост, огороженный кругом точёными решётками, расписанными разными красками, и устланный по доскам турецкими и персидскими коврами. С восточной стороны на помосте поставляли три аналоя, с серебряными подсвечниками пред ними, и столец для освящения воды. На одном из аналоев полагали образ Симеона летопроводца. С западной стороны на помосте устраивали два особых места: одно — для царя, обитое червчатым бархатом и серебряною парчой, а другое — для патриарха, покрытое персидским ковром.
Впоследствии, к концу ХVII века, для государя ставили более нарядное место по подобию трона, резное, вызолоченное, высеребренное и расписанное красками. Оно имело вид пятиглавого храма, с одною большою главой в середине и четырьмя малыми по углам. Главы были устроены из слюды, сквозные, и украшены на верхах двуглавыми золочёными орлами. Место имело створные двери слюдяные же и вокруг — рамы со слюдяными оконницами.
Начиналось действо обыкновенно часу в десятом утра. После облачения и каждения престола патриарх совершал первую часть действа в соборе. Она состояла из великой ектении и двух молитв, из коих одна читалась с главопреклонением. Затем, при пении тропаря новому лету — «Иже всея твари Содетелю», патриарх сходил с амвона и начинал вторую часть действа возгласом: «Благословенна слава Господня». Эта часть совершалась вне собора, пред его западными дверями, куда патриарх выходил при пении тропарей «Помилуй нас Господи, помилуй нас». Она представляла собою краткую литию, состоявшую из ектении со стократным «Господи помилуй» и молитвы «Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа». После этого начиналась третья, самая важная и самая торжественная часть действа. При пении «стихир новому лету», патриарх торжественно шёл от западных дверей Успенского собора на приготовленное место на площади.
Шествие открывалось большим крестным ходом, с крестами, чудотворными иконами и хоругвями, в сопровождении всех духовных властей и прочего духовенства в богатейших облачениях. В это время с колокольни Ивана Великого раздавался торжественный звон во все колокола «с реутом», и из дворца, с паперти Благовещенского собора, показывалось другое величественное шествие к действу — шествие московского царя со всею его великолепною свитой. Государь, поддерживаемый под руки ближними стольниками, всходил на помост, прикладывался к евангелию и чудотворным иконам и принимал от патриарха благословение животворящим крестом и рукой. Патриарх при этом вопрошал царя о его царском здоровье. Когда царь и патриарх становились на своих местах, звон прекращался.
В это время духовные власти подходили по-двое и кланялись сначала царю, а потом патриарху, и становились по чину по обе стороны мест государева и патриаршего. Бояре и вся свита государева тоже устанавливалась по правую сторону государя и за его местом. Кругом главного помоста, по всей соборной площади, гораздо ранее царского выхода, устанавливались служилые люди в парадных золотых кафтанах. Лучшие места между ними, с которых виднее была вся церемония (паперть Архангельского собора), занимались иноземными послами, посольскими чиновниками и вообще приезжими иностранцами, а также приезжими посланцами из русских областей, как, например, донскими и запорожскими казаками. Здесь же на площади между помостами и за помостами служилых людей стояли стрельцы ратным строем, в цветном платье, со знаменами, барабанами и ружьями. На крышах же соборов, на Ивановской колокольне, по Красному крыльцу, по лестницам и по всем свободным местам площади стояли всяких чинов люди — всенародное множество.
Славление Христа в Государевых палатах по случаю Нового года
Когда все уже стояли на своих местах, начиналось самое действо пением 73-го псалма и тремя антифонами с припевами и малыми ектениями. После антифонов произносилась сугубая ектения с особыми прошениями, и патриарх осенял крестом на четыре стороны. Во время чтения паремий протопоп с ключарём и диаконом совершали освящение воды до погружения креста. За апостолом следовало торжественное чтение евангелия (Лук. IV, 16—22) (Это чтение о проповеди Спасителя в Назаретской синагоге положено по древнему верованию, что описываемое в нем событие совершилось именно 1 сентября, что именно в этот день Спаситель объявил, что пришел проповедати лето Господне благоприятно).
Сначала патриарх произносил предварительные возгласы, за ним повторял их архидиакон. Также попеременно читали они и евангелие по стихам. В настоящее время такое чтение евангелия совершается только на литургии в первый день Пасхи. После великой ектении патриарх, умыв руки, сам совершал погружение креста, поя со всеми «Спаси, Господи, люди твоя». Освящённою водой он омывал св. иконы и потом читал две молитвы (одну с главопреклонением), и служба заканчивалась.
Тогда начиналось торжественное поздравление с Новым годом. Патриарх осенял крестом государя и «здравствовал» его неизменно такими пожеланиями в конце длинной речи: «Дай, Господи, вы государь и великий князь (имрек) всея Русии самодержец здрав был со своею государевою царицей и великою княгиней, с нашею великою государыней и со своими государевыми благородными чады, с царевичем (имрек) и с царевнами (имрек) и со своими государевыми богомольцы, с преосвященными митрополиты и со архиепископы и епископы и с архимандриты и игумены и со всем освященным собором и с бояры, и с христолюбивым воинством, и с доброхоты, и со всеми православными христианы. Здравствуй царь государь нынешний год и впредь идущия многия лета в род и во веки». Государь благодарил патриарха краткою речью, и последний окроплял его святою водой. После этого они всходили на свои места, и вслед за этим наступал трогательный момнт всенародного поздравления царя и патриарха. Это величественное и единственное зрелище производило необыкновенно глубокое впечатление на присутствовавших, особенно иностранцев. Предоставим одному из них самому описать это московское поздравление царя.
Митрополиты, епископы и игумены, по два в ряд, поздравляли с Новым годом — прежде царя, а потом патриарха, с низкими поклонами. Царь отвечал им небольшим наклонением головы, а патриарх благословением.
После почётнейшего духовенства царя приветствовали бояре и вельможи, кланяясь почти до земли, а за всех говорил князь Одоевский. Во всё это время царь стоял на своём месте без шапки. Между тем, с другой стороны один из епископов, от имени прочих и всего духовенства, в то же время приносил патриарху поздравление с Новым годом.
Когда князь и епископ кончили свои речи, то военачальники, находившиеся на левой стороне, и бесчисленное множество войск, наполнявших площадь, и весь народ — все в одно мгновение ока ударили челом до земли. Это была поистине самая трогательная картина благоговейного почтения венценосцу, — заключает свой рассказ А. Лизек.
Приложившись ко кресту и св. иконам, государь со своею свитой шел в Благовещенский собор слушать литургию или к себе в хоромы, а патриарх с крестным ходом возвращался в Успенский собор, где совершал четвертую, последнюю часть действа, состоявшую из сугубой ектении и отпуста.
В таком виде действо летопроводства совершалось в Москве до самого конца ХVII века. Сходно с ним совершалось оно и в Новгороде. Некоторые отличия имел лишь Киевский чин летопроводства. Он состоял из краткого молебного пения в храме, троекратного хождения вокруг храма с литиями при каждых вратах и затем из молитвословия в храме с пением канона новому лету, с чтением евангелия после 6-й песни канона и с двумя молитвами в конце, отличными от положенных по московскому чину. Водоосвящения, омовения икон, чтения паремий и даже апостола здесь не было.
Что касается до таких храмов, в которых не было архиерейского служения, то, можно думать, летопроводство совершалось в них по чину, который находится в служебнике, печатавшемся в Супрасльском монастыре. Чин этот известен исследователям нашего богослужения, по-видимому, только по рукописям. Он состоял из трёх антифонов с припевами тропарей, апостола, евангелия, сугубой ектении и трёх молитв. Одна из них с главопреклонением — общая всем чинам; из двух других — одна («Владыко... приклони ухо Твое») находится в Киевском чине, а другая («Владыко... высокий») — в Новгородском, после молитв — три стихиры Богородичны и отпуст с осенением крестом и окроплением св. водой. Чин этот, как замечено в печатном служебнике, совершался «вне монастыря или пред церковию, провождения ради лета». Но его можно было совершать и в храме, и тогда он соединялся вместе с литургией, так что после молитв следовала ектения об оглашенных, и далее вся служба по порядку и общий отпуст.
Этот чин печатался и, вероятно, совершался ещё и в XVIII веке, тогда как в Москве действо летопроводства было торжественно совершено в последний раз 1 сентября 1699 года. Правда, церковный год и до сих пор начинается 1 сентября, и до сих пор службы этого дня содержат моления по поводу наступления Нового года, равно как тропарь и кондак «индикту», но торжественное действо в этот день, объединявшее церковную службу и народное торжество, перестало совершаться после того, как на Руси введён быль другой Новый год рядом с церковным — так называемый гражданский.
III
Пред самым наступлением ХVIII века начало гражданского года было перенесено на 1 число января месяца. Новый год ознаменовался и новым празднеством.
20 декабря 1699 года именным указом императора Петра I предписывалось вести летосчисление в России от Рождества Христова, а не от сотворения мира, и это новое летосчисление начать с 1 января 1700 года, с какового числа и вперёд вести счёт годам. Как на основание для такой перемены указывалось на желание согласоваться в летосчислении не только с европейскими христианскими странами, но и с народами славянскими, «которые с Восточною православною нашею Церковью во всём согласны», и даже с греками, «от которых вера наша православная принята».
В этом же указе определён был и порядок празднования Нового года. Приказывалось, «после должного благодарения к Богу и молебного пения в церкви и кому случится и в дому своем», у домов зажиточных горожан, пред воротами, сделать украшения из хвойных деревьев, «а людем скудным каждому хоть по древцу или ветве над вороты или над храминою своею поставить», и эти украшения сохранить по седьмой день января. В первый же день Нового года, «когда на большой Красной площади огненныя потехи зажгут и стрельба будет», тогда по знатным дворам знаменитым людям «каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из несколько мушкетов или инаго мелкаго ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится», а по ночам — жечь пред домами дрова, хворост, солому, а также на столбиках смоляные бочки.
Известный жизнеописатель Петра I, Голиков, делает весьма любопытное объяснение этого указа. «Ведая умоначертание народа своего, — говорит он, — относившаго всякую перемену обрядов на счет, так сказать, веры, каковою казалась им и сия: то чтобы на то время занять народныя мысли каким другим предметом, разсудил премудрый государь установленный им новый 1700 год начать с великим торжеством и представить очам народа такия зрелища, каких он не видывал и которыя бы сильны были отвлечь его от всяких других развратных толкований». Правда, сам император, в разговоре с прусским министром бароном Марде Фельдом иначе объяснял побуждения, которыми он руководился при устройстве блестящих празднеств и фейерверков. Он говорил: «чрез увеселительные огни я могу приучить своих подданных к военному пламени и их в оном упражнять; поелику я приметил из опыта, что тем менее страшимся военнаго пламени, чем более привыкнем обходиться с увеселительными огнями".
По-видимому, действительные цели и ожидания императора оправдались вполне. Ещё накануне весь московский народ занят был уборкой улиц и домов. Всюду расставлялись и развешивались зеленые хвойные ветки и деревья. Утром 1 января Москва огласилась торжественным колокольным звоном всех московских церквей, По улицам шло войско со знамёнами, барабанным боем и музыкой. По окончании молебствия, при возглашении многолетия, вместе с колокольным звоном раздался гром пушечных и ружейных выстрелов.
Император «с приятною лаской» принимал поздравления и потом угостил всех знатных особ, с жёнами и дочерьми в немецком уборе, пышным обедом с музыкой и пением, а для народа пред дворцом и у трёх триумфальных ворот были расставлены «различныя ествы и чаны с вином и пивом». Вечером все улицы и дома были освещены, а дома знатных украшены разными огнями и картинами. Пред дворцом был сожжён фейерверк со множеством потешных огней и громом пушечных выстрелов.
Закончилось это новое торжество вечерним столом во дворце и балом, и потом целым рядом пиршеств и балов, которые до 7 января устраивали у себя знатные особы и на которых обязательно должны были присутствовать «жены и девицы господския». «И можно сказать, — заключает Голиков, — что с новым годом новое ввелось и обращение».
Но едва закончились празднества и народ пришёл в себя после новогоднего шума, как на Москве поднялся довольно значительный ропот по поводу перемены летосчисления. Весьма многие, не только из простого народа, но и из тогдашней московской знати, удивлялись: «как мог государь переменить солнечное течение?» — и, веруя, что Бог сотворил свет в сентябре месяце, остались при своём старом летосчислении. Император потом и сам позволил делать такое отступление. «В присутственных однакож местах во всем государстве начали от сего числа (1 января 1700 года) писать новый год».
© Григорий Георгиевский «Праздничные службы и церковные торжества в старой Москве»
(9)
