Стихи на Великий Четверг

001


Тайная вечеря


Днесь к тайной вечери я прихожу Твоей,
Сын Божий, милосердья полный!
Моя душа в грехах, уста молить безмолвны;
Но благости Твоей неизмеримы волны...
О, не отринь меня участником быть в ней.


Нет, тайну дивную я не как враг повем;
Тебе лобзание не дам я, как предатель;
Ты и к разбойнику был благ и сострадатель,
И, как разбойник, я молю Тебя, Создатель!
Воспомяни меня во царствии Твоем.


Дмитрий Петрович Ознобишин, 1832


002


Моление о чаше


В саду Гефсиманском стоял Он один,
Предсмертною мукой томимый.
Отцу всеблагому в тоске нестерпимой
Молился страдающий Сын.
«Когда то возможно,
Пусть, Отче, минует Мя чаша сия,
Однако да сбудется воля Твоя...»
И шел Он к апостолам с думой тревожной,
Но, скованы тяжкой дремой,
Апостолы спали под тенью оливы,
И тихо сказал Он им: «Как не могли вы
Единого часа побдети со Мной?
Молитесь! Плоть немощна ваша!..»
И шел Он молиться опять:
«Но если не может Меня миновать —
Не пить чтоб её — эта чаша,
Пусть будет, как хочешь Ты, Отче!» И вновь
Объял Его ужас смертельный,
И пот Его падал на землю, как кровь,
И ждал Он в тоске беспредельной.
И снова к апостолам Он подходил,
Но спали апостолы сном непробудным,
И те же слова Он Отцу говорил,
И пал на лицо, и скорбел, и тужил,
Смущаясь в борении трудном!..
О, если б я мог
В саду Гефсиманском явиться с мольбами,
И видеть следы от божественных ног,
И жгучими плакать слезами!
О, если б я мог
Упасть на холодный песок
И землю лобзать ту святую,
Где так одиноко страдала любовь,
Где пот от лица Его падал, как кровь,
Где чашу Он ждал роковую!
О если б в ту ночь кто-нибудь,
В ту страшную ночь искупленья,
Страдальцу в изнывшую грудь
Влил слово одно утешенья!
Но было всё тихо во мраке ночном,
Но спали апостолы тягостным сном,
Забыв, что грозит им невзгода;
И в сад Гефсиманский с дрекольем, с мечом,
Влекомы Иудой, входили тайком
Несметные сонмы народа!


Алексей Николаевич Апухтин, 1868


003


В Гефсиманском саду


...И в этот час, гласит преданье,
Когда, сомнением томим,
Изнемогал Он от страданья,
Всё преклонилось перед Ним.


Затихла ночь в благоговенье,
И слышал Он: «Моих ветвей
Колючий терн — венцом мученья
Возложат на главе Твоей;


Но терн короною зелёной
Чело святое обовьёт,
В мир под страдальческой короной,
Как Царь царей, Господь войдёт!»


И кипарис, над ним шумящий,
Ему шептал во тьме ночной:
«Благословен Господь скорбящий,
Велик и славен подвиг Твой!


Я вознесу над всей вселенной
Мой тяжкий крест, и на кресте
Весь мир узрит Тебя, Смиренный,
В неизреченной красоте!»


Но снова Он в тоске склонялся,
Но снова Он скорбел душой,
И ветер ласковой струёй
Его чела в тиши касался:


«О, подними свой грустный взор!
В час скорби, в тёмный час страданья
Прохлады свежее дыханье
Я принесу с долин и гор,


Я нежной лаской аромата
Твои мученья облегчу,
Я от востока до заката
Твои глаголы возвещу!»


Иван Александрович Бунин, 1894


***


Простою будь, душа, как голубица,
Но мудрою, как прозорливый змей.
Не только верь, но знай, дерзай и смей
Невинной кровью тайно причаститься.


И древней книги ветхая страница
Тогда предстанет для твоих очей —
Вся соткана из солнечных лучей,
И будет вся земля — как плащаница.


И поколеблются закон и вес
В премудрости живых противоречий,
И ты поймёшь пророчество предтечи.


И голос тайный от святых небес
Над этим миром прозвучит далече:
Так! Иисус на третий день воскрес.


Георгий Иванович Чулков, 1920


004


Гефсиманский сад


Мерцаньем звёзд далеких безразлично
Был поворот дороги озарён.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.


Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный Путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.


В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».


Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.


Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.


И, глядя в эти чёрные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.


Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дрёмой,
Валялись в придорожном ковыле.


Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников Себя предаст».


И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди — Иуда
С предательским лобзаньем на устах.


Пётр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.


Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы Мне сюда?
И волоска тогда на Мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.


Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.


Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного её величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.


Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко Мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».


Борис Леонидович Пастернак, 1949


© «Пасхальные стихотворения»

Опубликована: 28.04.2016
Просмотров 6397


Оценка(6)
Оценить статью:  

Комментарии

Гости не могут добавлять комментарии, войдите или зарегистрируйтесь.